– Молчание – знак согласия. Как только мы с ней встретимся, так сразу же и поговорю. И мамуся мне желает добра, и матушка Эралин мне желает бобра, то есть добра, не сомневаюсь, если они найдут общий язык, добро выйдет из берегов и затопит всю Аланею.

Граф Ардонский чем-то подавился и теперь пытался откашляться. Вообще, кашель с такой силой напал на поголовье Ардонских, что Матильде даже страшно стало.

– Дядюшка Астон, водички попейте. А то мне слушать страшно. И давайте завтракать, у меня тут две матушки на очереди.

– Малена, – кое-как смогла взять себя в руки графиня Элинор, – у нас сегодня еще примерка у портнихи.

– Нам надо куда-то ехать?

– Нет. Она приедет к полудню.

– Вот видите, как все замечательно складывается? Я успею поговорить с одной мамусей, написать второй, и как раз приедет портниха. Дядюшка, вам костюмчик заказать не надо?

– Не надо.

– А зря. В голубых тонах, к примеру. Вам пойдет… голубизна.

Лоран скрипнул зубами. На Ромее голубой цвет ничего не означал, здесь вообще мужеложество преследовалось по закону. Но мужчина понял, что над ним издеваются, развернулся и хлопнул дверью.

То есть – попытался. Но когда дверь дубовая, да высотой метра под три, ею особенно не похлопаешь.

Матильда проводила его печальным взором.

– Бедный дядюшка. Он ТАК переживает! Аманда!

– Да, ваша светлость?

Домоправительница тоже была подозрительно розового оттенка.

– Распорядись, пусть мамусе и дядюшке отнесут завтрак.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Матильда одарила ее очаровательной улыбкой и кровожадно вонзила вилку в кусочек блина. Уммм…

* * *

Спустя час она стояла перед дверями в комнаты Лорены. Ну, как – стояла. Подходила поближе.

А заодно успокаивала Малену.

– Сестренка, расслабься. Хочешь, я прямо сейчас Лорену из окна выкину?

– А можно?

– Конечно! К примеру, дядюшка полезет мне за розой и выпадет из окна. А мамуся за ним.

– Это как?

– А она его за ноги держала.

– А куда Лоран полезет за розами? – невольно заинтересовалась герцогесса, переставая нервничать. Нахальство Матильды было заразительно, хуже всякого гриппа.

– А что у вас зеленое по стене вьется?

– Это плющ.

– Ну вот. Полез он за розами на плющ, тут его бананом и накрыло.

– А бананом-то почему?

– Во исполнение заветов великого ученого Мичурина!

– У нас он еще не рождался.

– Это уже детали.

Матильда недолго думая пнула дверь ногой и ввалилась в покои Лорены.

Служанка уставилась на герцогессу большими испуганными глазами.

– Ва-ва-ша светлость?

– Моя. Успокойся, возьми букетик и проводи меня к моей страдающей мамусе!

А что? Не с пустыми же руками идти? Вот Малена и распорядилась нащипать в саду цветочков, каких не жалко. Аманда выполнила приказание, и герцогесса отправилась к болящей матушке с букетом. Еще бы томик стихов или каких-нибудь житий святых, но это так быстро не раздобудешь. А мы вот с собой письмо матушки Эралин возьмем, пусть читает и наслаждается слогом. В оригинале, так сказать.

И надо пнуть Аманду.

Интересно, это кто-то из особняка стучит – или просто наблюдателя посадили? Или у монашки свои люди в королевской канцелярии? Вчера письмо отправили, сегодня Малене написали?

Варианты возможны. Информации не хватает для точного анализа. Надо бы сегодня проехаться по городу, кстати. Хоть поглядеть, куда занесло?

Заодно и книжную лавку посетить, кстати говоря.

* * *

Матильда отметила, что покои Лорены и обставлены шикарнее, и размером побольше. М-да, мамуся даром времени не теряла.

Ну и х… хвост с ней.

Лорена возлежала на груде подушек и вид имела самый больной.

Матильда ахнула так, что шторки заколебались.

– Мамуся! Какое горе!

Лорена дернулась.

Сотрясение мозга, даже в легкой форме, подразумевает покой и отдых. И тишину, которую Матильда создавать не собиралась.

– Мария-Элена, дитя мое…

Что там дальше собиралась сказать Лорена, Матильду не интересовало. Она затараторила так, что позавидовал бы любой перфоратор:

– Мамуся, ты, главное, лежи! Потому как если ты лежать не будешь, то у тебя прозрачная желчь разольется, а ежели прозрачная желчь разольется, то и с черной сладу не будет. А если почернеешь, то и желчный пузырь отвалится, вот так возьмет, да и вывалится, откуда не жалко. А если не жалко, то и не надо, наверное. А вдруг оно все-таки надо? Потому как если желчного пузыря не будет, то и с желчью никакой пользы не будет, и пищу переваривать не сумеешь. Это ж дело такое, раз – и стошнило…

Лорена застонала, и ее действительно принялось рвать. Лекарь едва тазик успел подставить.

Матильда коварно ухмыльнулась. Монолог в стиле «Ежели Трындычиха разойдется, то с Трындычихой никакого сладу не будет» в очередной раз доказал, что классика – бессмертна[16].

Просто если человек лежит после сотрясения мозга, да еще сильного, да еще его активно лечат местными средствами, его обязательно будет тошнить. А может и вообще помереть.

Матильда изобразила глотательное движение, словно ей тоже плохо, вылетела из спальни Лорены в ее же, герцогини, гостиную и там громко и напоказ устроила всем разнос.

А почему они за мамусей не смотрят? Второй день, понимаешь ли, пошел, а Лорена еще не бегает призовым рысаком! Вылечить ее немедленно!

Иначе она всех повесит! Нет, сдаст в департамент Дознания!

Нет! Лучше сначала прикажет выпороть, потом сдаст в департамент, а потом повесит. И денег не заплатит!

Визг был вдохновенным.

Лорене лучше не становилось. Вышел лекарь и заявил, что герцогине нужен покой и только покой. После кровопускания ее тело должно восстановить здоровую кровь, иначе он не ручается за результат. Может, в конце недели опять больную кровь придется сцеживать.

Матильда горячо заверила, что для здоровья любимой мамуси на все согласна. Пусть хоть три литра сцеживают! Если кровь дурная, ее точно слить надо.

Оставила письмо матушки Эралин на столике – и удрала.

Попыталась.

Лоран ждал в коридоре.

– Поговорим, дорогая племянница?